Крик ворона - Страница 41

— Евхаристо!

Тетя Поппи вскочила, проковылялас Тане и заключила ее в жаркие объятия.

— Ты правильно ответила, — сказал Дарлинг Тане, когда тетя Поппи уселась на место. — Тетя очень похвалила тебя и сказала, что ты — лучшее украшение этого дома.

Пока Таня доедала мусаку, Дарлинг снял трубку телефона, стоявшего на мраморной крышке пузатого серванта, и что-то сказал в нее. Не прошло и двух минут, как дверь неслышно растворилась и вошла маленькая обезьянистая китаяночка в красной ливрее с золотым галуном. Широко улыбаясь, она поставила на стол поднос, сдернула с него полотняную салфетку и тихо удалилась. На подносе оказались две хрустальные вазочки с разноцветным мороженым, политым взбитыми сливками с толчеными орешками, фигурная плошка с каким-то сладким печивом и серебряный кофейник с чашечками.

— А почему только две? — спросила Таня, принимая от Дарлинга одну из вазочек.

От вкусной, обильной еды после трудного дня она блаженно отяжелела, по всему телу разливалась теплая истома.

— Тетя Поппи мороженого не ест. Она будет пить «Гиннес» и заедать шоколадом. Это ее десерт, — с некоторой натугой проговорил Дарлинг.

Его классическое лицо раскраснелось, движения замедлились.

Тетя Поппи согласно кивнула.

— Это вечерний кофе, без кофеина. Он не помешает спать, — продолжал Дарлинг, разливая кофе в чашечки и немножко на скатерть.

— Спасибо, даарлинг, — протянула Таня. Какие они все-таки милые! А она, дуреха, боялась, боялась...

Таня сладко, длинно зевнула.

Она уплывала.

На ласковых волнах мягкой широкой постели, в красном полусвете ночника, под мерное покачивание стен... Улыбались добрые мохноногие гномики, запуская пухлые ручки в свои мешки и осыпая ее пригоршнями сверкающих камней зеленого, красного и черного граната; кувыркались уморительные пушистые медвежата, липкие курносые поросята с хрустом надламывали круглый плод гранатового дерева. Брызгал сок, и зверюшки втыкали в ранку свои. пятачки и жрали, хрюкая и повизгивая. Это в открытых глазах, а в закрытых... в закрытых бегали голые, пьяные вдрезину девицы по хороводу, выуживали статного кавалергарда из строя, увлекая в центр, и под буйный хохот происходило очередное соитие, после которого маленькие зверюшки становились немыслимо громадными и свирепыми и разрывали очередного избранника на клочки и закоулочки, а по чистому небу летел открытый белый лимузин, увитый гирляндами из алых и белых роз, и нежилась душа в халате на гагачьем пуху... Лирический кайф, good trip в самом мягком варианте... Good trip... Lucy in the sky with diamonds...

Накачали все-таки, суки... Перекатиться на живот, свалиться на пол, доползти до сортира — и два пальца в рот, , чтобы... чтобы...

Чтобы что? А пошло оно все!..

Проблеваться, а потом душ — ледяной, долгий-долгий. И кофе.

А на фига?..

А на фига из обоев выплыл громадный Винни-Пух, выставив перед собой на тарелочке с голубой каемочкой кабанью башку, зажаренную с артишоками, которые не растут на жопе, очень жаль... А пар так аппетитно кружится и клубится, из башки усищи Аполлины торчат, и сам он выползает, искрится и змеится, топорщит губки алые, а губки говорят: «Мой сладкий рашэн дарлинг, мой золотистый старлинг, твои глаза как звезды и сиськи хороши. Сейчас твой крошка Дарлинг материализарлинг — и с ходу тебе вставлинг от всей большой души...»

Хочу-у-у. Хочу. Хочу-хочу-хочу... Щаз-з-з-з...

Их двое на волнах...

— Дарлинг, это ты?

— Как хочешь... Хочешь?

— А-а-ах!

— Ложись сверху... Вправь меня в себя... Теперь поднимайся.. — медленно, медленно...,

— Bay!

Биение в несказанной агонии блаженства... Слова? К черту слова!

— А-а-ааааааааааааа!!!

...И никакой связи с дурьим зависаловом. Совершенно раздельные субстанции. Хи-хикс!

...В незашторенном окошке дрожит круглая зыбучая луна:

— Дарлинг?

И горячий шепот где-то рядом:

— А?

— Дарлинг, почему у тебя голова светится?

— Это полнолуние... Спи.

— Еще?

— Устал... Знаешь, у тебя, наверное, было много мужчин...

— Да-а...

— ...Но ни одному из них ты не отдавала себя всю, даже если хотела. Их отвергал мужчина, живущий в тебе...

— Да... Еще...

— Я приду. В нужное время. Спи.

— Я люблю тебя, ..

...Лунная жидкость льется в незашторенное окошко. Одна на волнах, А был ли Дарлинг-то? Может, Дарлин-га-то и не было?..

Темно.

В окне сияло теплое солнышко. Таня потянулась и, не отворяя глаз, взяла с пуфика часы, поднесла к лицу и только потом разлепила веки. Глаза пришлось — протереть, но и этого оказалось мало. Таня прикрыла один глаз, а вторым сосредоточилась на циферблате. Половина первого — и без балды, ведь она еще в самолете перевела стрелки на Гринвич. Атас! Это сколько же она проспала? Часиков двенадцать как минимум. Как притащилась сюда от тети Поппи, бухнулась в койку — и все. Удивительно, что раздеться сумела...

Таня попробовала встать, но с первой попытки не получилось. Закружилась голова, ватные ноги не пожелали слушаться. Однако же никакой дурноты она не ощущала — скорее, приглушенное подобие вчерашнего качественного расслабона, отголосок. Ох, как не хотелось вставать! Да и не надо — никто же никуда не гонит.

Таня полежала еще несколько минут, потом нужда подняла. А там проснулась окончательно, и все пошло своим чередом.

Она стояла перед раскрытым шкафом, перебирая наряды и размышляя, что же надеть сегодня, и тут услышала стук в дверь. Она запахнула халат, отступила в комнату и крикнула:

— Заходите!

Вошел Дарлинг, а следом за ним — коренастый господин средних лет в строгом черном костюме, с невыразительным лицом и лоснящейся бородавкой под носом. В руке он держал пухлый глянцевый саквояж. Дарлинг шагнул к Тане и коснулся губами ее щеки.