Крик ворона - Страница 122

К оглавлению

122

— Как разбежались? Куда? — встрепенувшись, спросил Иван, совсем заслушавшийся Таниным рассказом.

— Джош с Нюточкой и Лизаветой вернулись в Найроби. Павел через три дня вылетел в Штаты, а я осталась в клинике.

— В какой клинике?

— Заболела?

Ник и Иван задали вопрос, не сговариваясь.

— На операцию. Там лучшие специалисты, а мне, видишь ли, очень хотелось иметь детей. — Она метнула взгляд на Ника.

Последняя реплика определенно адресовалась ему. Он убрал голову в плечи и отвернулся.

— И что, получилось? — спросил Рафалович.

— Да, вполне успешно. Теперь-у Нюточки двое братиков. Митька и Алешка.

— Митька — это понятно. В память деда, — сказал Иван. — А почему Алешка?

— В память другого деда. Вы его не знали.

— А фотографии привезла? Взглянуть бы.

— Конечно. В спальне лежат, потом покажу.

— А как Нюточка? — спросил Рафалович. — Большая? И все так же похожа на тебя? Вас, наверное, путают?

— Редко. Фигуры разные. — Таня развела руки в стороны, — Она поступила в Кэл-Юн, это Калифорнийский университет, учится на этнографа, летом разъезжает по резервациям, собирает индейский фольклор. Вся в отца, совсем на своей науке сдвинулась.

— А ты-то сама не работаешь?

— Куда там, с двумя-то малявками! Меня и сюда переводчицей оформили, чтобы с визами лишних хлопот не было. Так, иногда, чтобы переключиться, поем в нашем загородном клубе попеременно с Аланной. А Павел подыгрывает. Ничего, народу вроде нравится, хотя ни слова не понимают.

— Или просто хотят подольститься к жене босса, — вставил Ник.

— Нет, — серьезно ответила Таня. — Таких в нашей фирме не держат.

— Завидую, — сказал Рафалович. — И вообще хорошая фирма, классно поднялись. Вы только с Готей Васильевым на насадки подписались?

— И все-то ты знаешь, — сказал доселе молчавший Павел. — Нет, не только... Перейдем к окошечку, другим мешать не будем.

Они встали и отошли к тому столику, за которым три часа назад дремал Иван.

Сейчас он очень даже бодрствовал. Жадно ел, курил, пил лимонад и блестящими глазами смотрел на Таню.

— А скажи, только честно, после такой-то благодати домой, наверное, и не тянет? — осторожно спросил он.

— Поначалу не тянуло. Долго не могла насытиться Павлом, новой жизнью, новыми впечатлениями. А каквсе понемногу устаканилось, временами стало забирать. Тоска, ничего вокруг не мило, запрусь и реву в подушку...

— Так вы квартирку здесь купите или даже дом, теперь это просто, были бы деньги. Будете приезжать раз или два в год на недельку, на месяц. Сейчас многие так делают.

— А мы теперь и так будем приезжать. Есть много предложений по работе, вон через месяц в Москву летим с Минздравом соглашение подписывать. А Павел еще хочет по Сибири полазать, по Северу...

— Ага, — сказал Ник. — Вам теперь никакой Шеровне страшен.

— Шеров? — переспросила Таня. — Кто такой Шеров?.. Ах, да... Слушай, а ты-то откуда знаешь про Шерова?

— Добрые люди рассказали. — Ник поморщился, как от зубной боли. — Только нет теперь Шерова. Пять лет как грохнули.

— Грохнули?

— Ну, замочили, прикончили. Поехал за бугор проветриться, а там его и... Не дожил, а то сейчас высоко бы парил. Ночным президентом, не иначе.

— Это как?

— Днем Ельцин, а он ночью. Когда все кошки серы.

— Ну и черт с ним! — подвела черту Таня. — Иван, кинь мне сигаретку.

Он подождал, пока она закурит, и сказал:

— Слушай, Танька, ты молодчина, что всех нас собрала, Павла привезла. Представляешь, мы не то чтобы встречаться, а даже здесь друг друга не узнали, пока ты не вошла. А ведь когда-то такие друзья были... Только скажи, а почему ты все так странно устроила? Карточки эти, «доктор и миссис Розен просят пожаловать...» Неужели нельзя было по-простому, позвонить, сказать?

— Драматургия, брат Вано, эффектная концовка, — высказался Ник. — Таня все же актриса, хоть и бывшая.

— Не только. Иначе я бы вряд ли вас всех собрала.

Да и объясняться по отдельности не хотелось.

— Ты им про Алиссию расскажи, — подал голос Павел.

Остальные недоуменно переглянулись.

— Про какую еще Алиссию? — спросил Иван.

— Это книжка такая есть, и фильм тоже. Когда в девяносто первом Павел получил гражданство и мы с Митькой смогли к нему в Денвер переехать, меня Аланна крепко под крылышко взяла. Про страну объясняла, язык учить заставляла, записала на специальные курсы для иммигрантов. А по вечерам мы друг к дружке ходили, чай пили, разговаривали, она все требовала, чтобы по-английски. Потихоньку я ей про всю жизнь мою рассказала. А она говорит: «А ты знаешь, что есть книжка про тебя?» Я удивилась. Какая, спрашиваю, расскажи. Она книжку из кабинета вынесла, мне дала, а рассказывать ничего не стала. Сама, говорит, прочтешь, а слова непонятные, которых в словаре не найдешь, я, так и быть, подскажу. Я взяла, раскрыла, книжка толстая, непонятная, но я стараюсь, читаю — любопытно все-таки, что там про меня написано. Сначала через пень-колоду понимала, потом ничего, вчиталась. И поняла: как есть про меня. Там главная героиня — киноактриса, Алиссия. Тоже в деревне росла, только в лютой бедности, тоже сиротой, как и я, и тоже старшая сестра была вместо матери; и в город сбежала, потому что сестрин муж проходу не давал. В городе в прислуги нанялась, а потом парня встретила, точь-в-точь как ты, Иван, тоже писателем мечтал стать и выпить любил, и поженились они тайком от его родителей, а родители узнали и попросили одного родственника, большого босса, чтобы разлучил их, тот пришел и деньги ей предлагал и грозился, как тогда Дмитрий Дормидонтович, а потом в кино ее устроил, чтобы, значит, семья не стыдилась, что жена племянника — прислуга... Ну, да это совсем не так, как у меня было. А у этого босса сын был, прямо как Павел...

122