Крик ворона - Страница 11

Через полчаса ее поднял голод — она ведь еще не завтракала, кстати — и еще какое-то смутное предчувствие. Пора домой, пора. Ее там ждут. Неужели Ленька приехал? Хорошо бы!

— Бэрримор! — крикнула она в поле. — А ну к ноге, сукин сын!

Пес показался издалека — сначала черной загогулинкой, потом вполне оформленной кудлатой колбаской на коротких, но шустрых лапках. Не добежав до Тани метров пятидесяти, он остановился и уселся, лукаво склонив набок круглую мордашку и свесив язык.

— Бэрримор! — повторила Таня, но тот не шелохнулся. Тогда она вскочила и, размахивая поводком, как арканом, выбежала на стрельбище. — Ох, кого сейчас поймаю! — кричала она со смехом.

Терьер подпустил ее шагов на десять, отбежал и снова уселся, выжидая, что предпримет хозяйка. Однако скоро ему эти игры надоели, он сам подбежал к Тане и потерся об ногу. Пошли, мол. Мне что-то тоже кушать хочется.

Таня открыла дверь ключом — и недоуменно воззрилась на задрипанную штормовку и резиновые сапоги, аккуратно поставленные возле полочки для обуви. На истошный лай Бэрримора из кухни вышел улыбающийся Рафалович и, начисто игнорируя атаковавшего его ногу пса, приблизился к Тане и крепко поцеловал ее при этом держа руки за спиной.

— Ну, здравствуй, пупсик! — сказал он. — Заждалась?

— Не то слово! А почему не обнимаешь?

— Руки заняты, — подмигнув, ответил Леня и тихо вытянул их вперед из-за спины. В одной руке был роскошный букет роз, в другой — небольшая коробочка, перевязанная алой лентой. Таня взяла букет, коробочку, удивленно посмотрела на Леню.

— Поздравляю! — сказал он и снова чмокнул ее в щеку.

— Господи! — Она тряхнула головой. — И точно. Сегодня ж мой день рожденья. Спасибо, милый!

Она обняла Рафаловича, немного уколовшись шипами от розы, и поцеловала.

— Ты цветочки-то на тумбочку положи пока, удобнее будет, — довольно проговорил он. Так Таня и сделала, а затем нетерпеливо_развязала ленточку и раскрыла коробочку. В ней был довольно объемистый фигурный флакон с золотой этикеткой «ESTELLE LAUDER».

— Ну зачем ты? — притворно-укоризненно сказала она. — Дорогущие поди...

— Это ты у меня самая дорогущая, — сказал Леня и в очередной раз поцеловал ее. — Ну, пойдем, перекусим с дороги. Ты ведь тоже не завтракала, наверное?

— Сейчас, только розы поставлю... — Тут взгляд ее снова упал на сапоги. — А это что? — спросила она.

— А это первый гость на нашем празднике. Я думаю, ты будешь рада.

— Я тебе рада, — надув губы, сказала она и шепотом добавила: — До вечера могли бы и вдвоем побыть.

— Да, понимаешь, так уж вышло. Мы на вокзале встретились, я с поезда сошел, а он как раз с электрички, с дачи возвращался... Пришлось взять на абордаж и тащить сюда. Понимаешь, мы так давно не виделись, а он такой... В общем, если бы я его упустил, мы бы с ним потом долго не встретились. Он и так отнекивался, как мог, — пояснил Рафалович, тоже перейдя на шепот. Пока он говорил, они переместились в гостиную.

— Что ж это за друг после этого? — Таня поставила коробку с духами на сервант.

— Самый настоящий, если серьезно — единственный. Только он стал скромный, нелюдимый и, как мне кажется, сильно жизнью затраханный. Было бы здорово, если б мы могли его сегодня немножко растормошить. Отдохнул бы человек, расслабился.

Леня достал из серванта хрустальную вазу и поставил в нее букет.

— А почему ты сказал, что я буду рада? — Таня взяла из его рук вазу и понесла на кухню, наполнять водой.

— А потому что это — как привет из прошлой жизни, когда все мы были юны, радостны и беззаботны. Ты его помнишь, не можешь не помнить. Это Поль, Павел Чернов, ну, который был Ванькиным свидетелем на вашей свадьбе.

Таня остановилась посреди прихожей и судорожно сглотнула.

— Да, — сказала она, почему-то хрипло. — Я помню его.

На кухне из-за стола, покрытого яркой клеенчатой скатертью в клетку, поднялся высокий и небритый молодой человек в футболке.

— Здравствуйте, — смущенно сказал он. — Вот, Ленька затащил, вы уж извините... Поздравляю вас.

— Спасибо. — Она опустила глаза.

— Эй, ребята, вы что как не свои? — удивился Леня. — И на «вы», и цирлих-манирлих... Кончайте, а? Ну-ка, улыбнулись друг другу и давайте жрать, пожалуйста.

Он сел напротив Павла и стал намазывать масло на хлеб.

Стол был уже накрыт к завтраку, да не простому, а праздничному, с икрой, рыбкой и буженинкой, но без Тани, видимо, не начинали. Она сняла колбу с кофеварки, проверила, не остыло ли, разлила кофе на три чашки и села между мужчинами, спиной к плите.

Все трое жевали молча и сосредоточенно. Видимо, здорово проголодались. Минут через десять Рафалович блаженно откинулся на спинку стул и шумно потянулся. Таня достала сигареты.

— Можно и я тоже? — Павел достал из кармана мятую пачку «Опала».

— Эти лучше, — сказала Таня, протягивая ему «Кент». — Возьмите... возьми.

— Спасибо, — сказал Павел, взял сигарету, чиркнул спичкой и, дав прикурить Тане, прикурил и сам.

— Валяйте дымите, — поднимаясь, сказал Рафалович. — Я вот хоть и военный, а удовольствия в этом не понимаю. Иное дело водочка!

Павел автоматически кивнул.

— Я уж Павлу объяснял, — обратился Леня к Тане. — Мне срочно по делам надо. Это ненадолго, часа на три максимум. Я и собирался заскочить, тебя поздравить и туда рвануть. Теперь совсем опаздываю, засиделся с вами. Вы тут посидите пока, поболтайте... Пашка, дай слово, что не убежишь. А ты, Татьяна, смотри у меня, развлекай гостя дорогого, как умеешь. Если он скучать будет, я тебе этого не прошу.

— Ладно, — сказала Таня. — Я готовкой займусь, а Павел поможет. Вот и развлечемся.